«У следователя есть оружие пострашнее пистолета — это авторучка»

Да, но надо добавить: в тюрьме кроме воров должны сидеть вообще все преступники. Только имейте в виду: Жеглов не был следователем, как считают многие. Он работал оперативником, возглавлял отдел по борьбе с бандитизмом московского угрозыска. А то у некоторых в голове «каша» из наших профессий образовалась. Оперативники, они в основном работают «ногами на земле», а мы, следователи, исследуем и сопоставляем факты, закрепляем доказательства в ходе следствия.

Было время, когда я и в засадах сидел, и на задержания ходил, чтобы прочувствовать романтизм профессии. Но это по молодости. Сейчас около тридцати процентов времени занимает живое общение — получение нужной информацию от допрашиваемых лиц: свидетелей, потерпевших, подозреваемых, а остальное — бумажная работа, связанная с анализом распечаток телефонных соединений, осмотрами вещественных доказательств, прослушиванием бесчисленного множества фонограмм. К тому же наша работа не ограничивается стенами кабинета. Мы выезжаем на места происшествий, обыски, выемки, осмотры и там проводим следственные действия.

Процентов двадцать — это материалы экспертов, оперативных служб, а остальное — да, наше творчество. Сначала все документы собираем в папки-скоросшиватели, потом распределяем по томам, нумеруем, заверяем, сшиваем белыми нитками. Я почти три года занимался известным делом «чёрных» риелторов, где было семьдесят пять эпизодов преступной деятельности. Они еле-еле уместились в сто восемьдесят томов уголовного дела, по двести пятьдесят листов каждый. К тому же есть такие понятия, как сроки следствия. Изначально тебе даётся два месяца на расследование — будь любезен, установи объективную истину. А бывает, закончил дело, а прокурор не утверждает по нему обвинительное заключение. Значит оно не попадёт в суд.

Нет, конечно. После школы я, полный гуманитарий, был на распутье. Подавал документы в театральный институт, на исторический факультет и даже за компанию с товарищем на математический. Но ореол романтики, навеянный книгами Вайнеров и Незнанского, детективными фильмами советских времён всё-таки сыграли свою роль: будущий юрист победил всех конкурентов, но я даже не догадывался, какой яркий мир передо мной открывается.

Почему? Я всё прекрасно помню. Сам процесс учёбы был очень интересным. Нравилось изучать римское право, конституционное право, исторические науки, логику, латынь. А если говорить, что пригодилось потом, так это теория государства и права, уголовное и уголовно-процессуальное право, хотя два последних предмета не относились к числу моих самых любимых. Но что желать? Они «красной нитью» проходят в работе. Мы даже шутим, говоря, что «следователь спит с двумя книгами под подушкой — УК и УПК». Сейчас, если «прокрутить плёнку назад», я бы с удвоенной энергией учил бы криминалистику и судебную медицину — эти предметы особенно нужны в работе.

Мы все «варились в одном котле», и только последние полгода нас разделили по кафедрам для написания диплома. Я, например, писал диплом на кафедре «Уголовного права». Кстати, после университета большинство моих однокурсников стали работать цивилистами — юристами в сфере гражданского права. В правоохранительные органы пошли единицы.

Умирать буду, не забуду первое дело. С крыши здания, где находится Выборгская прокуратура, упала льдина на голову женщины-адвоката, которая, к счастью, отделалась сотрясением мозга. Получив дело я, конечно, расстроился. Как так? Пришёл ловить матёрых преступников, а тут надо искать виновных в падении какой-то льдины. Но, конечно, взялся за расследование, изо всех сил тормошил местную жилконтору. В итоге докопался до того, что злополучный кусок крыши, с которого свалилась льдина, никем из коммунальных служб не обслуживался. Дело пришлось прекратить.

Тогда у каждого следователя в производстве было до тридцати дел одновременно. Домой ходили 2-3 раза в неделю. Спали в кабинетах, на столах и стульях. Но всё равно дело спорилось. Я учился, как губка впитывал информацию, присматривался к работе более опытных коллег, хотя им, «опытным коллегам» тогда было по 22-23 года. К тому же у нас, в Выборгской прокуратуре, подобрался отличный коллектив, зампрокурора Марина Эрнстовна Гурина вообще стала нашей процессуальной мамой. Мы до сих пор все дружим.

Там был другой размах, другой коллектив, более старший, более опытный. Если в районе в основном мы расследовали бытовые преступления, то в Следственной части, как в нашей среде называли Управление, занимались особо тяжкими, серийными преступлениями, бандами, преступными сообществами. Конечно, в профессиональном плане такая работа была намного интереснее. В 2009 году следственный комитет выделили из системы прокуратуры, и те из нас, кто хотели заниматься расследованием, я в том числе, перешли туда на те же должности. Те, кто решили связать жизнь с надзорной деятельностью, следить за соблюдением законов в различных сферах, остались в прокуратуре. Нас как торт разделили пополам, но мы постоянно взаимодействуем друг с другом.

Последние несколько лет наступила какая-то творческая пауза. Муза куда-то улетела.

Она беспокойная, но очень интересная, разносторонняя. Иногда попадаются специфические дела, когда ты переключаешь в мозгу какие-то рычаги и овладеваешь новыми знаниями. Например, однажды я расследовал убийство, совершённое с помощью радиоактивного элемента, так по ходу дела пришлось переквалифицироваться в химики: изучал процессы превращения веществ, консультировался у светил отечественной науки. А вообще, кем только не приходилось «работать»: биологом, риелтером, водолазом. Наверно, только космонавтом не успел стать.

Экономистом. Изучаю всё, что касается бухгалтерии, дебета и кредита, потому что расследую дело, связанное с экономическими махинациями. Уже могу целые схемы составлять по перемещению денежных потоков.

Выбирая профессию следователя, ты должен понимать: бешеный ритм — это твоё, бессонные ночи — тоже твои. Ложишься спать, а мозг продолжает кубаторить работу. Бывает, просыпаешься от того, что по работе тебя осеняет гениальная мысль: ставишь пометку в телефоне или бредёшь записывать ночное озарение. От этого никуда не деться. Я всем говорю: следователь — не профессия, это стиль и образ жизни.